Может быть, она во мне разочаровалась или я не оправдала ее надежд? Может, я плохо себя вела и монахини сообщили об этом Маруйе, которая решила меня наказать тем, что не приезжает? В общем, я очень расстроилась и стала думать о том, что наши отношения были с самого начала обречены. Кто я такая и зачем ей нужна? Я прекрасно знала, что люди далеко не всегда бывают бескорыстными и честными. Часто они относятся друг к другу не лучшим образом. Я много лет прожила в самых жутких условиях и знала, что не стоит обольщаться по поводу человеческой природы.
Тем не менее мне было неимоверно сложно забыть Маруйю. Я продолжала мечтать о том, что в один прекрасный день она вернется и я почувствую ее тепло, ласку и доброту. Ну, а пока этого не произошло, я должна была ждать и терпеть.
Я быстро привыкла к распорядку своей новой жизни и даже придумала способы, помогающие скоротать время. Если вы не сидели в тюрьме или не жили в приюте, вам сложно представить себе, как убийственно медленно и тоскливо тянется там время. Бесспорно, меня никто не бил, меня кормили, и за это я была очень благодарна монахиням. Но это была не жизнь, а смертная тоска! Каждый день я видела одно и то же, ела одну и ту же еду, видела те же лица… Я чувствовала, что начинаю сходить с ума.
В первые недели мне было проще, потому что я дала обещание Маруйе приспособиться к новой жизни и стремилась это обещание выполнить. Но время шло, и мое желание жить в приюте исчезало. Я не хотела быть еще одним никому не нужным и никем не любимым ребенком.
На улицах я за один день видела больше, чем за месяц в приюте. Я попробовала омара и стейк, вдыхала ароматы, наблюдала за людьми. Я жила и дышала полной грудью. Я выросла в джунглях, где каждый день был незабываемым и потрясающим приключением. Я встречала животных и растения, которых, возможно, уже никогда в жизни не увижу. Здесь я чувствовала себя словно в склепе.
Чтобы не забыть, что я еще жива, я начала шалить и хулиганить. Сначала я своим поведением и словами смешила людей. Мне было приятно, что они смеются, а значит, обращают на меня внимание. Постепенно мое поведение становилось все более смелым и вызывающим. Я не была приучена соблюдать правила и вообще не понимала, зачем люди их себе придумывают. Можно сказать, что я нарушала правила, чтобы почувствовать себя живой и чтобы меня заметили. Нарушение правил вело к тому, что меня ловили и делали выговор. Я была даже рада этому: если меня ругают, значит, я существую, а не являюсь цифрой или номером в общем списке приютских воспитанниц. И, следуя этой странной логике, то, что я делаю, имеет значение.
Очень скоро я превратилась в клоуна, а потом и в предводителя небольшой группки девочек. Постепенно дети стали считаться с моим мнением. Я придумывала разные способы, способные меня развеселить и скрасить однообразное существование. По вечерам мы не сразу засыпали, а, лежа в кроватях, строили разные планы и догадки. Кроме прочих вопросов, нас интересовало, какое нижнее белье монахини носят под рясами. И в одну прекрасную ночь мы решили организовать экспедицию, чтобы раз и навсегда разобраться с этим вопросом.
В эту экспедицию отправились только самые смелые девочки. Мы хотели найти место, где моются монахини.
Чтобы никто не заметил нашего отсутствия, мы разложили одеяла и подушки на кроватях так, словно в них кто-то спит.
– Уверена, что у сестры Рамоны самые большие в мире трусы! – заявила я, девочки захихикали, и мы тихонько вышли из комнаты.
Около часа мы исследовали внутренние помещения приюта и монастыря. Мы смотрели в щелки приоткрытых дверей и пытались заглянуть в щели под закрытыми дверьми, чтобы понять, что за ними происходит. Однако наши поиски не принесли никаких результатов. Потом мы обнаружили комнату, над высокой дверью которой было вставлено стекло. Мы решили, что это одна из жилых комнат монахинь.
Добраться до высокого застекленного окна мне помог опыт, приобретенный в джунглях. Одна из девочек меня подсадила, и я увидела, что в центре комнаты стоят проволочные сушилки, на которых развешено свежевыстиранное нижнее белье. Оказывается, монахини носили совершенно разные трусы: одни были скромные и серые, другие – легкомысленные разноцветные и с кружевами.
– Ого! – произнесла я удивленным громким шепотом. – Вот это да! На это вам точно стоит посмотреть!
– Розальба, но как? – спросила одна из девочек.
Я спустилась и одну за другой подсадила девочек, чтобы и они могли удовлетворить свое любопытство и взглянуть на трусы монахинь.
Однако другие воспитанницы не видели трусов монахинь, поэтому мы решили провести еще более смелую вылазку с целью выкрасть трусы и всем их показать. В течение дня дверь той комнаты была открыта, и можно было улучить момент, когда никого из монахинь поблизости нет. В один из таких моментов мы вместе с девочкой по имени Джанет утащили с сушилки несколько пар трусов.
Читатель может себе представить, какой скучной была наша жизнь, если верхом радости и веселья для нас оказались огромные трусы, принадлежавшие сестре Рамоне. Глядя на них, мы смеялись так громко и долго, что у всех заболели животы.
Сестра Рамона заявила о пропаже принадлежащей ей собственности, и сестра Эльвира совершенно справедливо заподозрила, что я имела отношение к исчезновению трусов. Однако у нее не было доказательств. Ей пришлось надеяться на то, что я чистосердечно признаюсь в содеянном.
– Розальба! – сказала сестра Эльвира строгим голосом. – Я знаю, что только ты способна украсть нижнее белье одной из сестер!
– Вы не можете это доказать, – возразила я. – Я находилась здесь и никуда не уходила.
Мое нежелание признать свою вину еще сильнее разозлило сестру Эльвиру.
– Клянусь Богом, что ты врешь, дитя! – закричала она изменившимся голосом. – Ты даже не представляешь, какое наказание тебя ждет! Встань в угол лицом к стене и перестань глупо улыбаться!
Она вышла из спальни, но быстро вернулась с двумя кирпичами. Она дала мне по кирпичу в каждую руку и приказала поднять руки над головой и стоять так тридцать минут. Это и было мое наказание. «Если ты отпустишь кирпичи, они упадут тебе на голову. Это тебя, может быть, чему-то научит».
Я подумала, что с легкостью выдержу это простое испытание. Однако я сильно заблуждалась. Через пять минут вся кровь оттекла у меня от рук, а через десять минут руки начали дрожать в локтях. Но я закусила губу и продолжала стоять. Я решила, что ни за что не отпущу кирпичи. Через полчаса, выполнив это «упражнение», я думала, что победила.
